Российские протестанты годами посещали людей в тюрьмах. Теперь их туда не пускают

Десять лет назад фермер Виталий Мокрушин стал пастором церкви меннонитов в городе Соль-Илецк Оренбургской области и возглавил небольшую общину на 20-25 человек. К вере бывший слесарь локомотивного депо, которому сейчас 42 года, пришел в 1996-м — сказалась семейная традиция: меннонитами были все родные Мокрушина по линии матери.

В середине 2000-х — еще до того, как его рукоположили в пресвитеры — Мокрушин стал регулярно приходить в колонию для пожизненно осужденных «Черный дельфин»: она находится в Соль-Илецке в нескольких кварталах от церкви меннонитов. Разрешение на допуск священнослужитель получал в УФСИН по Оренбургской области — проблем с этим, по его словам, никогда не было. Несколько лет он ходил в «Черный дельфин» каждую неделю: проводил службы, пел религиозные песни, читал проповеди, используя тюремное радио — заключенным на особом режиме содержания запрещено собираться вместе в одном помещении.

Мокрушин — один из многих представителей протестантских церквей, годами посещавших российские колонии. Как рассказывает «Медузе» руководитель центра по изучению проблем религии и общества Института Европы РАН Роман Лункин, протестанты активно развивали свои тюремные миссии с начала 1990- — при этом связь между протестантской общиной и заключенными образовалась еще в советское время: прихожан полуподпольных церквей (баптистских, пятидесятнических, адвентистских, которые стали возникать в СССР в 1940-50-х годах, регулярно задерживали. «Процент людей, которые прошли через тюрьмы, ссылки, штрафы, общение с милицией, среди протестантов очень большой, поэтому сопереживание заключенным в протестантском мире очень живо», — рассказывает Лункин, добавляя, что одним из важных аспектов учения протестантов является необходимость социальной работы ради спасения души.

Кроме ежемесячных проповедей по тюремному радио, у Виталия Мокрушина также была возможность встречаться с заключенными лично — если кто-то из них просил об этом. «Для одного мы провели водное крещение, другим на протяжении нескольких месяцев преподавали вечерю господню — аналог православного причастия, — вспоминает пастор. — С некоторыми осужденными у нас завязалась долгая переписка». Чаще всего, по его словам, писали приговоренные к пожизненному заключению — они рассказывали, что после общения со священником к ним «приходило раскаяние, желание прожить правильно хотя бы остаток жизни». По словам Мокрушина, руководство колонии было довольно визитами пастора — сотрудники ФСИН говорили, «что те, кто становятся христианами, стремятся работать и не нарушают режим».

В 2015 году визиты Виталия Мокрушина в колонию прекратились — как и его коллег из других регионов. ФСИН не продлила соглашение на посещение колоний со всеми протестантскими организациями России: заключить их удалось только представителям четырех конфессий — православным, мусульманам, иудеям и буддистам. По словам Мокрушина, сошла на нет и переписка: «Когда человек долго не слышит слова божьего, то постепенно начнет разочаровывается и остывать в вере». «Медуза» поговорила с тремя другими священниками и двумя членами ОКН из разных регионов России, которые подтвердили, что протестантов в колонии больше не впускают.

Протестанты и эксперты связывают происходящее с давлением РПЦ и «пакетом Яровой» — а также с тем, что евангельские церкви у российских властей ассоциируются с Западом

В 2015 году член Президентского совета и Общественной палаты, председатель Российского объединенного Союза христиан веры евангельской (РОСХВЕ) Сергей Ряховский получил письмо из ФСИН. Как он рассказывает, в нем говорилось примерно следующее: «Ваших прихожан в наших тюрьмах, колониях и СИЗО нет, здесь сидят крещенные в православии люди».

«Мы не ожидали такого хамства в отношении РПЦ, — говорит Ряховский — [Работники ФСИН] ведь таким образом оскорбили православную церковь: получается, что она очень плохо работает с российским народом, не доносит христианские ценности и позволяет людям совершать преступления. Но главная неправда заключалась в том, что за то время, что мы служили в колониях, огромное количество сидельцев стали протестантами — евангельскими верующими».

В 2012 году проект «Атлас религий и национальностей» сообщал, что в России существует 10 тысяч протестантских церквей и около трех миллионов протестантов. По словам Романа Лункина, их количество продолжает расти: «Вокруг [протестантских] церквей обычно есть фонды, общественные организации, которые привлекают молодежь, вовлекают их в социальную работу — так что вокруг этих общин концентрируется больше людей, чем вокруг православных».

Воскресная служба в евангельской церкви в Малоярославце (Калужская область), 26 июля 2009 года
Ряховский рассказывает, что раньше каждая из протестантских конфессий заключала с администрациями ФСИН отдельные соглашения на местном уровне, но в 2015 году представители ведомства потребовали от протестантов создать централизованную организацию. Представители РОСХВЕ были к этому готовы, но документы постоянно возвращали на доработку — Ряховскому показалось, что во ФСИН «ждут некой политической установки».

Зампред ОНК Пермского края, президент организации по ресоциализации заключенных «Выбор» Анна Каргапольцева — она лично организовывала посещение заключенных священнослужителями различных конфессий с 2007 года — рассказала «Медузе», что сегодня пастор может зайти на территорию колонии, только если осужденный напишет соответствующий запрос. «Письмо попадает православному священнику — помощнику генерала по работе с обращениями верующих. Он каким-то образом связывается с протестантом-священником и сообщает ему об этом», — объясняет Каргапольцева.

Сергея Ряховского такое положение дел возмущает: «Непонятно, почему православный священник должен разрешать евангельскому пастору приходить к евангельскому же прихожанину». К тому же, как утверждает Ряховский, чаще всего такие прошения просто не рассматривают — заключенного начинают «стращать» и убеждать, что русский человек не должен следовать «прозападным доктринам» (говорили об этом и собеседники «Медузы» из ОНК).

Фактический запрет на посещение заключенных Ряховский связывает с тем, что протестанты «неудобны коррумпированной системе ФСИН» — а кроме того, в глазах российской власти связаны с Западом и с украинским «Евромайданом», где представители местных церквей «молились, раздавали еду, проповедовали слово Божие, увещевали участников» (Ряховский подчеркивает, что «российских протестантов там не было»). Другие собеседники «Медузы» связывают происходящее с «пакетом Яровой», который, в частности, ужесточил закон о миссионерской деятельности, а также с давлением РПЦ.

Представители РПЦ не видят проблемы. По их словам, раньше протестанты злоупотребляли посещением тюрем

Анна Каргапольцева говорит, что за последние десять лет во время своих визитов лишь дважды видела в колонии православных священников: «По сравнению с протестантами это было „никогда“». По словам правозащитницы, один из этих визитов был связан с приездом в регион владыки — представители РПЦ хотели, чтобы заключенные вырезали для него из дерева специальное сидение. О том, что православные священники ходят в тюрьму неохотно, говорят и сами протестанты. По словам одного из собеседников «Медузы», попросившего не называть его имя, в колонии для пожизненно осужденных, где он раньше лично проводил службы по тюремному радио, теперь каждое утро запускают запись одной и той же проповеди. «Они до сквернословия людей доводят, — возмущается пастор. — Невозможно же каждый день слушать одно и то же».

Сами представители РПЦ не согласны с этими претензиями. В московском патриархате существует специальный отдел по взаимодействию с вооруженными силами и правоохранительными учреждениями, который некоторое время возглавлял протоиерей Дмитрий Смирнов. При отделе, в частности, издавались материалы, призванные помощь православным священникам служить в местах лишения свободы; в 2013 году российский Синод принял специальный документ, посвященный «миссии тюремного служения» РПЦ.

Старший священник храма Покрова Пресвятой Богородицы при Бутырской тюрьме Константин Кобелев в сказал «Медузе», что старается посещать тюрьму каждую неделю, если позволяют дела. Кобелев занимает должность главного специалиста отдела по взаимодействию с религиозными организациями ЦНТЛ ФСИН России: он курирует организацию взаимодействия администраций колоний с верующими и заявляет, что его главная задача — защита прав представителей всех религий, в том числе и атеистов. По его словам, «никто не имеет права, пользуясь стесненным положением человека, расширять за счет него круг своих верующих».

Крестный ход вокруг Покровского храма при Бутырской тюрьме, 14 октября 2009 года

В том, что протестанты фактически потеряли возможность посещать колонии, Кобелев дискриминации не видит: по его словам, осужденные всегда могут написать заявление о желании встретиться с таким священником — и его обязаны будут удовлетворить. При этом заявлений, по словам Кобелева, мало. «Раньше как бывало? В колонии находятся два протестанта, и туда приезжает проповедник, в клуб насильно сгоняют все население колонии: и православных, и мусульман, все должны слушать и присутствовать, — утверждает он. — Это ведь тоже нарушение свободы совести. Даже на концерт группы „Бутырка“ только желающие приходят, а на их концерты, на которых они пели религиозные песни, насильно всех сгоняли».

Протестантский пастор, не захотевший раскрывать своего имени, признался «Медузе», что ему все-таки удается посещать заключенных — во время краткосрочных свиданий. Он также утверждает, что некоторые региональные управления ФСИН так и не расторгли соглашения с местными протестантами (регионы священник назвать отказался, чтобы «не навредить»). Об этом же говорит и Сергей Ряховский: по его словам, некоторые региональные руководители ФСИН «берут на себя такую ответственность, потому что видят, как успешно протестанты реабилитируют бывших заключенных: процент рецидива после этой реабилитации минимален».

Протестантские священники не только ходили в колонии, но и занимаются реабилитацией вышедших заключенных. В отличие от РПЦ и ФСИН

В 2009 году Олег Стариков — он сам провел несколько лет в тюрьме, а выйдя из нее, стал протестантом — создал в городе Лысьва в Пермском крае благотворительный «Фонд социальной помощи и правовой поддержки граждан». По его словам, каждый месяц к нему обращаются 40 человек, оказавшихся в трудной жизненной ситуации, 10 из которых — бывшие заключенные. В благотворительном фонде существует социальная гостиница, работают юристы и психологи, проводятся «духовно-нравственные уроки и беседы» — в том числе с протестантскими священниками.

Как рассказывает Стариков, фонд не ставит себе целью обратить своих подопечных протестантизм — важнее, чтобы у них снова не начались проблемы с законом. Показателями руководитель организации скорее доволен: по его словам, только один из десяти его подопечных возвращается в тюрьмы — а около 7000 человек за время работы фонда «из правонарушителей превратились в законопослушных граждан».

Религиовед Роман Лункин подтверждает: протестанты активно занимаются реабилитацией бывших заключенных (государство в России такую работу не проводит — только 16 августа 2018 года ФСИН предложила создать службу поддержки для освободившихся из колоний). Один из примеров, которые он приводит, — благотворительная программа «Рождественская елка Ангела», в рамках которой верующие передают детям людей, находящихся в тюрьме, подарки, а их родителям посылают открытки и письма. Как рассказывает Лункин, «этот проект приветствуется многими подразделениями УФСИН, потому что способствует созданию нормальной психологической среды», — и продолжается до сих пор.

«В протестантских приходах достаточно бывших осужденных, которые хорошо понимают, как нужно работать с недавно освободившимися, — продолжает Лункин. — Это опять же связано с тем, что в советские времена многие протестанты прошли через тюрьмы. Создать такую группу при православном храме гораздо сложнее — это могут негативно воспринять другие прихожане». Эксперт считает, что отстранение протестантских священнослужителей от посещения колоний может привести к большему количеству рецидивов — что особенно скажется на обстановке в регионах с большим количествам тюрем: например, Коми или Мордовии, но и на всей стране в целом.

«[В начале 1990-х] нам пришлось много увещевать наших прихожан, чтобы они изменили свое отношение к людям, которые в прошлом совершили преступления или были законченными наркоманами», — добавляет глава РОСХВЕ Ряховский. По его словам, увещевания помогли, и вопрос о том, «нужны ли церкви „бывшие“», сейчас уже никто не ставит. Ряховский считает, что без работы протестантских центров реабилитации уровень преступности в стране был бы гораздо выше: по его данным, таких организаций сейчас по стране около семисот, а людей, которые стали евангельскими христианами, находясь в местах лишения свободы, — несколько тысяч.

https://meduza.io/feature/2018/08/20/rossiyskie-protestanty-godami-poses...